Выжить возле здравницы. Как старинные особняки на берегу Куяльника стали трущобами

Журналистка «Маяка» Александра Подгорная и фотограф Игорь Гора выясняли, как сейчас выглядят особняки, прошедшие путь от излюбленного места отдыха богачей до аварийных построек с бедствующими людьми внутри. 

****

Нахмурившись, Нина смотрела на меня в упор, будто оценивая: 

«Только одна не броди по темноте, хорошо? Познакомишься тут со всеми, люди нормальные, своих постояльцев не первый год знаю. Но если людей не любишь, у меня пес есть большой, лохматый. Бери его за компанию, когда идешь в магазин». 

Я понимающе кивнула и поблагодарила: повезло, что разрешили вечером заселиться в «номер». Лет пятьдесят этот флигель стоял во дворе Нины вместе с парой других таких же сооружений. Хозяйский дом в глубине сада построили еще до войны. Гостям были не столь важны условия жизни, ценилась сама локация — Куяльник. 

Дверь закрылась с протяжным скрипом, и ровно таким же звуком откликнулась кровать на брошенный сверху рюкзак. Вся постройка казалась довольно странной. Здесь нашли применение разные текстуры: на грубой кирпичной стене полотняная драпировка с котятами, в глиняном кувшине охапка сухой лаванды. У ворот моего «мини-отеля» зажглись фонари — два на всю улицу. Теплый свет наполнил собой комнату, растекся по дощатому полу и уперся в резную тумбу. 

Я сидела на краю кровати, прислушиваясь. 

Стало так тихо, как бывает лишь вдали от города. Берега лимана мерно дышали за окнами, ломкий ночной воздух сочился из-под двери. Где-то далеко лай собак изредка заставлял вибрировать неподвижные майские сумерки.

****

В свой первый приезд на Куяльник восемь лет назад я выбрала случайное объявление в сети среди множества других. Отыскала наиболее грамотно написанное, поскольку размытые фотографии мало о чем говорили. Так и попала к Нине. Сразу стало понятно, что в основном ее гости были постоянными и общались между собой будто родственники, которые давно не виделись. 

Порядок во всем, к чему прикасалась эта женщина, покорял бесповоротно. Какая бы цель ни приводила гостей Куяльник, они возвращались сюда отчасти ради того, чтобы вновь окунуться в беззаботный, продуманный Ниной быт. Я тоже оказалась среди тех, кто искал здесь перезагрузку после душного города. 

Все мы очень мало знали о ней. Но вопросов, кроме как «что на завтрак?» и «почем на базаре персики?», особо не задавали. Да, говорят, художница, преподает в училище. Да, водит дряхлую «Ниву». Вроде бы, часто уходит с холстом то к церкви, то на холм заберется, а потом принесет домой очередное масляное солнце, догорающее над трассой. 

****

Вместе с утренней свежестью через открытую дверь пробрался обещанный лохматый пес. Тычась влажным носом мне в колено, он упрямо требовал внимания. Возле ворот
Нина выдала поводок и наставническим тоном озвучила свою версию путеводителя по курорту:

«Выше, на Лиманной, есть магазин и еще два на территории, но везде просрочка! О свежем хлебе забудь. Напротив заброшки [третий корпус санатория “Куяльник” пустует более 10 лет] небольшой базар — туда за фруктами. Не давай псу ничего подобрать и сожрать с земли — собак травят».

Нина уехала за продуктами в город, а мы направились к лиману мимо старых корпусов. В противовес трем строгим свечкам советской эпохи дореволюционные постройки грязелечебницы были приземисты и пышно украшены архитектурным декором. Одну из них венчала ажурная ротонда, а у входа расположились побитые временем скульптуры и фонтаны. 

Лиман искрился. Семь утра — несколько человек уже стояли по колено в колючей соли. Противоположный берег с панельным районом подсветило солнце. Геометрия домов казалась нелепой и чужеродной на фоне бархатистой поверхности Куяльника. 

****

На следующий день я прошла дальше по дороге между корпусов и оказалась перед двухэтажным домом. Сложно было определить его первоначальные очертания, а тем более — назвать цвет. При этом за множеством пристроек еще угадывался особняк начала ХХ века. Краска на высоких деревянных рамах давно рассохлась, балюстрады под окнами украшала паутина трещин — практически все кричало о бедности. Буйство зелени смягчало картину этой жизни. 

Рядом с пивными бутылками и пепельницами у порога стояли миски для животных. Холеные, эталонно круглые коты облепили крыльцо — уверенность в завтрашнем дне здесь внушали только они. Из подъезда, прихрамывая, вышел дед, сел возле котов и зажмурился от солнца.

Раздался колокольный звон. Даже как-то благостно стало, но быстро прошло. С раскатистым матом стайка подростков пронеслась мимо на велосипедах. Дед швырнул им вслед пустую бутылку. Воскресенье, и, похоже, всем им здесь больше заняться нечем.

Отсюда можно было разглядеть еще несколько таких же жилых домов, за ними поблескивал церковный крест. Все постройки относились к Лиманной улице, как и частный сектор перед санаторием. Вечером я расспрашивала Нину об этом месте на границе миров — и не лечебница уже, и не село еще, и уж точно не город. 

«Это бывшие общежития работников курорта. Там живут настоящие аборигены Куяльника. Моя мама когда-то даже комнату получила, но хорошо, что у родни земля была и смогли тут отстроиться, — Нина обвела взглядом свой двор. — Нам еще повезло, а там жизнь несладкая». 

****

Для департамента охраны культурного наследия эти здания — памятники архитектуры локального значения, которые утратили то, что необходимо охранять. К памятникам относится и церковь Целителя Пантелеймона, возведенная в 1886 году на деньги одесского мецената и градоначальника Григория Маразли. После Второй мировой войны более двадцати лет в здании церкви проработал детский сад, что значительно облегчало жизнь семей. 

Для «Инфоксводоканала» общежития — «абонент Куяльник», поэтому однажды в них отключили воду из-за долга санатория перед городом в 3 миллиона гривен.

Для коммунальных служб — часть «Укрпрофздравницы». Продать комнаты невозможно, у жильцов нет документа о праве собственности, все здесь — долгосрочные арендаторы. 

Нынешние работники санатория не считают жилища бывших коллег частью курорта. «Те люди сами выбрали, как им жить», — говорит санитарка и спешит к бювету. 

Раньше в адресной графе значилось: «курорт “Куяльник”, корпус №, квартира №». После мощного оползня в 2010 году адрес общежитий изменили на улицу Лиманную, чтобы санаторий мог дистанцироваться от перманентных проблем своих соседей. Дома выстояли, но все иллюзии о возможной помощи со стороны администрации курорта были погребены под пластами грунта. Жильцам все же предложили отселение в многоэтажные корпуса, но те не отапливались зимой. Пришлось укрепить постройки и жить в постоянном страхе оказаться засыпанными землей. 

Тогда

Освоение богатств Куяльника начал врач Эраст Андреевский — лиман еще долго носил его имя. Он сумел убедить городские власти, что лечебница с уникальной методикой оздоровления здесь совершенно необходима и в будущем принесет хороший доход. Город выкупил участок у владельца земли в межлиманье князя Жевахова под амбициозное строительство курорта. 

Из целой улицы пансионатов, лечебниц и дач каждый мог выбрать, где комфортнее отдохнуть именно ему — все зависело от специфики проблем со здоровьем, стремления к уединению и, конечно же, финансовых возможностей. Для гостей разбили сады, здесь работали рестораны и даже театр. Военные высших чинов приезжали сюда будто в элитный загородный клуб. Вдоль берега по бульвару нарядные дамы прогуливались под кружевными зонтиками. 

После отъезда Андреевского из Одессы начался следующий важный этап в развитии курорта. Он связан с одним из зачинателей одесской курортологии Алексеем Бертенсоном — он арендовал в 1868 году куяльницкую купальню на 12 лет. Рядом доктор построил для себя просторную дачу, именно на ней провел последнее в своей жизни лето великий хирург Николай Пирогов. Здание не сохранилось.

Доктор Яхимович, владелец одного из самых престижных частных пансионатов, писал: «Каждый год приносил новые улучшения и усовершенствования как в лечебном отношении, так и по части гигиенических удобств и повседневного комфорта». Уже в 1873 году попасть сюда можно было на поезде. А к 1888 году состояние Яхимовича позволило за собственные средства продлить конно-железную дорогу прямо к его заведению, поскольку больным с трофическими язвами и ревматизмом было слишком далеко добираться от станции.  

Слава лимана облетела Европу, привлекая огромное число людей. Задокументировано прибытие в порт английской яхты, на которой плыл аристократ с семьей ради знаменитых грязевых ванн. Но, к сожалению, после революции на «Куяльник» добралась и советская тенденция избавляться от имперской помпезности. Домики для прислуги превращались в склады, дачи вовсе сносились. Гербы, мрамор, витражи исчезали как избыточные элементы.

Деградировала не только архитектура, но и транспортная система — вокзал закрыли. До 1956 года на Куяльник ходил трамвай, ликвидированный при перестройке всех линий на широкую колею. Пустили автобусы, сейчас остался только один — отправляется раз в час. 

Власть распорядилась спроектировать более вместительные корпуса — скромные, без излишеств. Необходимое пространство очистили, уничтожив часть дач ради строительства светлого будущего. Три бетонных гиганта подперли склон горы и свысока наблюдали за увяданием старой лечебницы. 

Сейчас

Зима 2020 года. И я снова стою перед двухэтажным общежитием. Архитектурный франкенштейн за прошедшие годы горел, местами порозовел, еще гуще оброс балконами и пристройками. Облик здания непрерывно трансформировался — так, например, оно потеряло балкон над центральным подъездом и сменило окно справа на «бойницу». У ног вьются собаки. Древний, но все еще глянцево-черный «Мерседес» заезжает через арку на задний двор. По ту сторону дома его обитатели дали волю фантазии: у кого-то свой вход на второй этаж, у соседа справа розарий, а слева навес для машины и мангал. Хаотичные насаждения сложно назвать садом, но если приглядеться, то обнаруживаешь грядки среди клумб. 

Весна создавала для этого особняка эстетический камуфляж, но зимой цветет только плесень на стенах. Дороги вокруг скрываются под слоем вязкой грязи без целебных свойств. В окружении голых деревьев и кустарников здание кажется беззащитным, сутулым, будто человек, который сжал плечи от холода. 

На крыльце женщины в халатах и спортивных костюмах оживленно ведут беседу. Рядом возятся дети. Увидев человека с фотоаппаратом, женщины начинают резко жестикулировать, возмущаться. Но стоит подойти ближе и объяснить цель визита, их гнев сменяется снисходительной улыбкой. 

— Пойдем, пойдем! Сейчас вам все покажу. Начнем с сортира! Ох красиво там, сказка! Я серьезно, у нас до сих пор общаковые туалеты. Не все в комнатушках смогли свои удобства устроить.  

В такт перечислению всех коммунальных бед соседки синхронно кивают головой. 

Женщина с чашкой чая в одной руке другой рукой гладит по голове ребенка. Она сидит на каменном парапете и начинает говорить, даже не поднимая на меня взгляд: «Четверо детей, четверо… Младшей два месяца, спит сейчас. И вот сколько себя помню — сырость в комнатах, везде грибок. Боремся, а он возвращается. Хоть смогли расширить площадь немного». 

— На пристройки не требуют разрешение? 

— Ха! Нас периодически штрафуют, бляди такие. Но, как видите, ничего не демонтируют. Пусть по центру пройдут, посмотрят, как там дома уродуют. А мы выживаем. 

Подъехала машина, оттуда высыпали школьники. Ошибочно полагать, что «между мирами» застряли только пенсионеры. Те самые бывшие работники санатория получали комнаты, создавали семьи, в которых рождались дети, а теперь уже внуки. Выяснилось, что на учебу ребят возит сосед, если пешком — минут сорок, но через железнодорожный переезд. Единственный автобус не ездит около школы. 

«А знаете, почему у нас крыша новая?» — женщина, которая хотела показать сортир, аж вскрикнула от радости, что может сообщить мне новый факт из их жизни. «В четырнадцатом году мы горели! Ночью. Соседку лежачую наши мужики на руках выносили, пока пожарные искали, где воду взять. В итоге тушили соленой водой. И только после нам поменяли крышу, проводку, поставили окна».

Старушка на раскладном стуле прошептала: «Спаси и сохрани».

Я зачем-то спросила: «А в церковь местную ходите?»

Старушка вскинула брови и рассмеялась: «Зачем ходить? Могу в сторону храма через окно смотреть и молиться: “Господи, чтоб все оно пропало!” Ну это я так, не буквально, просто жить хочется по-человечески. Приезжим нравится — пусть ходят, там батюшка хороший, а я уже ни во что не верю». 

****

Все магазины в округе наряжены в честь зимних праздников. Своры собак снуют по склонам, посреди грунтовки штук пять щенков вгрызаются в кость, этот скулящий клубок объезжает пара на мопеде. 

Подхожу к зданию с остроконечными башенками. Возле «замка» даже уцелела брусчатка. Мощеная тропа ведет во двор, где дома буквально врезаются в склоны. 

У дороги сверкает гараж, больше напоминающий кастомное СТО. Вместо вывески на сетке возле него развешаны металлические запчасти — любой потерпевший крушение автомобилист примет блеск этих колесных дисков за луч надежды. Внутри гаража двое, похоже, отец и сын. 

К ним спешит женщина с тарелкой печенья, протягивает ее мужчинам в робе, спрашивает, как их дела. Заметив, что я внимательно рассматриваю здание, женщина подходит и приглашает зайти на чай, рассказав, что у нее хранятся открытки с изображением дома, который меня так заинтересовал. 

Гостеприимную хозяйку зовут Валентина. На ее кухне тепло, пахнет сдобой и сухими травами. 

— Почему уезжают? Вы лучше спросите как. Заболеет старуха, одинокого старика заберет к себе сын досматривать. Вот, считай, и уехал. Или у молодых деньги появляются, сразу сбегают в город. И правильно, что им тут делать? Только пить. Нет, мы уезжать не хотим, здесь дом, комнаты сдаем, гости наши из года в год возвращаются. 

Валентина с гордостью показывает аутентичную лестницу, которую отреставрировал ее муж. За лето удалось подкопить, чтобы сделать ремонт. А ремонт различных масштабов здесь требуется всегда: то оползень, то дожди зальют, то здание даст новую трещину. Но самой большой проблемой на Куяльнике, по ее словам, стали не природные катаклизмы, а безответственность соседних сел. Живущие на плато люди сбрасывают отходы на склоны, используя побережье лимана как стихийную свалку. Валентина показала, как сортирует свой мусор, и с досадой заметила, что ее инициативу не поддерживают соседи, а вывозить все приходится аж в город. 

И всегда

За период независимости лиман дважды пересыхал, и каждый раз это называли экологической катастрофой. Позже вырыли канал, соединяющий его с морем, и Куяльник провозгласили спасенным. Из третьего корпуса постепенно растащили все, что каким-то образом можно было продать. Санаторий сменил директора, а он, в свою очередь, нанял известную управляющую компанию — целый консилиум экспертов разработал для курорта план реновации, прогремевший во всех СМИ. Но уже весной проект заморозили после объявления карантина. Действующие корпуса отдали под обсервацию зараженных коронавирусом. 

Советские интерьеры холлов и коридоров, заброшенный корпус, санаторный бассейн, да и сам лиман пользуются особой популярностью среди фотографов. Архитектура XIX века превращается в декорации.  

Церковь похорошела. Ее настоятель уверен, что архитекторы Маразли учли нестабильность прибрежной почвы, и фундамент храма способен «дышать». Периодически в стенах появляются разломы, но сами затягиваются со временем — это не дает зданию разрушаться. Верующие съезжаются взглянуть на чудо и помолиться о собственном исцелении, оставляя щедрые «чаевые» Богу. 

Неизменно только одно — жизнь на ближайшей улице. Люди зарабатывают арендой, трансформируют свои дома пристройками чудовищных форм и хотят лучшей жизни. У кого-то получается наладить быт. Другие, описывая свою квартиру, продолжают использовать слова «плесень, холод и тараканы». 

Угловая острая башня пансионата медленно отделяется от тела здания внушительной трещиной. 

****

Валентина раскладывает на столе распечатанные снимки с изображением ее дома. «Это удивительные места, красивые, мы были здесь счастливы. Даже сейчас: выходишь с утра к лиману и все кажется лучше». 

Помощь в подготовке исторической справки: Олег Крепосняк.