На постсоветском пространстве уже около 30 лет есть секс. О нем кричат голые тела на баннерах, рассказывают в шоу по телевизору, с помощью секса рекламируют кружевные трусики, хлебопечки и шуруповерты. При этом любые попытки секс-просвета в школах упираются в консервативные аргументы и заботу о детях — календари с голыми женщинами это одно, но в открытую говорить не стоит, а то мало ли.
Кажется, мы все еще не разобрались, как адекватно говорить о сексе и для чего он вообще нужен. В интервью с сексологом Алексом Ентиным пытаемся разобраться, можно ли говорить о каком-то специфическом отношении к сексу на постсоветском пространстве и есть ли у людей здесь особое понимание сексуальности.

Алекс Ентин, психотерапевт, живет и работает в Нью-Йорке уже почти 20 лет. Практика Алекса проходит в консультационном центре, среди его клиентов — представители разных этнических групп, стран и возрастов — в том числе и выходцы из бывшего Советского Союза. «Невозможно заниматься психотерапией, не включая сексуальность человека», — считает терапевт. На постсоветском пространстве Алекс бывает достаточно часто, дает здесь лекции и семинары.
Когда к вам на прием приходят люди из постсоветских стран, есть какая-то определенная специфика в работе с ними?
Всегда сильно зависит, в каком возрасте человек уехал из бывших стран СНГ. Одно дело, если клиент уехал из СССР совсем маленьким: эти люди другие, они уже выросли в США и с ними я работаю на английском языке, потому что он для них более привычен. Хотя они родились в Украине, Беларуси, России, но их все равно вырастили в русскоязычной семье и на них есть определенный культурный отпечаток. Совсем другая ситуация, если человек вырос и жил в СНГ, а лет в 35-40 переехал, допустим, в Нью-Йорк.
Например, ко мне достаточно редко придет взрослый мужчина, который вырос на территории СНГ. Потому что культурно там не принято решать свои психологические проблемы с профильным специалистом. Это не значит, что мужчины вообще не приходят, но в процентном соотношении намного меньше русскоязычных мужчин, чем женщин. А среди подростков все наоборот — приходит больше русскоязычных мальчиков.
Мужчина не будет молчать о своих проблемах, он начнет решать их совершенно другим способом. Чаще всего с каким-то другом-товарищем, еще чаще с помощью алкоголя и других наркотиков. Он будет разбираться сам, потому что психолог — это странно.
С какими проблемами обычно приходят люди — выходцы из постсоветских стран?
Если мы говорим про мужчин, то чаще всего они обращаются к терапевту, когда уже совсем допекло: семья практически разваливается, дети совершенно не воспринимают отца, есть серьезные проблемы с женой. Иногда они приходят по направлению суда, потому что применяли в отношении близких физическое насилие. Такие мужчины должны ходить к психотерапевту, иначе им грозит срок. Как правило, это одни из самых трудных клиентов, потому что их обязывают прийти. Психотерапия, которая происходит насильно, почти не работает.
Большая часть приходит с совершенно другими, как они считают, проблемами, не связанными с сексом. Когда мы начинаем работать, то в результате часто становятся очевидны проблемы с сексом. Обычно люди говорят, что сложности где-то вне: меня не понимают, меня не хотят, дети плохие, они совершенно меня не уважают и так далее. Если мы говорим про женщин, то часто их запрос — это недовольство отношениями.
Почему в штатах зачастую разваливаются постсоветские семьи? Женщина намного быстрее привыкает к новой обстановке — она гибкая, сразу находит работу. Конечно, это не обо всех, но мужчина чаще всего не возьмется за любую работу. Он будет сидеть дома и ждать, злиться, выплескивать проблемы на своих близких и на свою жену. А женщина, наоборот, будет много работать, поэтому эмигрантки быстрее встают на ноги. Постепенно женщины начинают зарабатывать больше, к тому же в штатах есть культура, ориентированная на женщин и в поддержку женщин. Она становится сильнее, общество ей помогает, и она чувствует, что теперь у нее есть права. Тогда женщина перестает терпеть и начинает замечать детали, которые раньше игнорировала. Это приводит к конфликту.
Союз распался почти 30 лет назад. Но мы до сих пор помним эту сакральную фразу: «В Советском Союзе секса нет». Прошло уже много времени, секс есть, все об этом знают, но заниматься мало кто умеет и при этом все боятся об этом открыто говорить. Казалось бы, наступило более свободное время, появились интернет, сериалы, Википедия. Почему так?
Произошли слишком резкие перемены. Сначала секса не было — то есть понятно, что он был, но никто не говорил о нем и не преподносил его в качестве образования. Возник интернет, и сразу появилось порно. До сих пор это основной источник секс-образования, особенно для молодых и даже немолодых ребят. Порно сильно искажает реальные отношения и занятие сексом. Я считаю, это первая причина.
Второе — секс-образования как не было, так и нет. Об этом не принято говорить культурно и открыто. Все происходит по умолчанию, каждый думает, что он все знает. На самом деле он или она увидели что-то в порно или в каких-то шаблонных фильмах с голливудскими штампами. Поэтому, сталкиваясь с реальностью, особенно в более долговременных отношениях, они не понимают, что происходит. Например, совершенно нормально, когда притяжение постепенно снижается. Но очень многие не понимают этого и начинают думать, что их отношения становятся неправильными или больными: «Что со мной не так? Я раньше ее хотел, как ненормальный, 5 раз в день, а теперь я хочу максимум раз в неделю — значит, что-то со мной не так».
Секс-образование должно внедряться постепенно, с раннего детства. Я не имею в виду, что младшим школьникам нужно объяснять, как происходит половой акт. Это должно быть прежде всего про отношения — о них никто вообще нигде не говорит. Секс — это и есть часть отношений. А в постсоветском пространстве секс и отношения рассматриваются отдельно друг от друга.

По поводу обсценной лексики или мата. В украинском и русском языке эти выражения часто завязаны на сексе в унизительной форме. Как это влияет на отношение к сексу?
Любое слово можно произнести унизительно, большую роль играет контекст. Я часто говорю парам, что мат, когда люди занимаются сексом, может иметь абсолютно иную коннотацию — возбуждающую. Зависит от того, как это употреблять.
В английском языке есть известное слово «fuck» — оно ведь завязано на сексуальном контексте. Я не филолог, но мне кажется, что английский мат не представляет отдельную группу, как в русском языке. В английском языке его можно услышать просто в фильмах — нет такого жесткого запрета. Русский мат — это же просто отдельный язык.
Конечно, мат влияет на секс. Если мужчина или женщина говорят такие слова грубо и унизительно для партнера, то я не думаю, что это способствует сексуальности и взаимоотношениям в паре. Но если что-то делается по обоюдному согласию, это не унизительно.
Возьмем ситуацию, когда человек с детства слышит, что секс в словах используется только для оскорблений. Например, названия половых органов — у нас обычно не используют слова «пенис», «вульва», «вагина». Либо это детская мультяшная лексика, либо что-то грубое.
Я веду сексуальное образование для родителей и объясняю, как рассказывать о сексе детям. Первое, что мы делаем с ними, — это подбираем лексикон на русском языке, набираем комфортные для них слова. В чем еще одна проблема отсутствия сексуального образования — в русском языке даже нет лексикона, которым можно было бы объяснить половой акт. Это либо мат, либо детские «мимишные» слова — писька и писюн.
С родителями я пытаюсь набросать список слов и расширить их словарный запас, с помощью которого можно рассказывать о сексе. Не столь важно, какие именно слова употребляешь, более важно комфортно себя чувствовать. Для ребенка нет понятий «правильное» и «неправильное» слово. Если он слышит, что взрослые используют мат не в связке с унижением, а наоборот, улыбаются и смеются — он тоже воспринимает эти слова позитивно. Такое тоже может быть, я знаю такие семьи. Если же мат или любые другие слова присовокупить к насилию, это создаст психологический эффект — у выросшего человека они будут восприниматься как опасность. Его будет коробить, и, конечно, в таком случае никакого сексуального удовольствия не может быть.
Можно ли как-то охарактеризовать сексуальную жизнь в бывшем СССР? Например, подтверждаются ли стереотипы о том, что секс — это прерогатива мужчины и он всегда должен хотеть им заняться? А женщина секса не хочет, но при этом она должна быть всегда к нему готова — всегда гладкая, красивая и подтянутая.
Разумеется, люди живут предубеждениями и штампами — это однозначно. «Мужчина всегда хочет секса» — это ахиллесова пята многих мужчин, особенно в больших городах. Сегодня жизнь очень интенсивная. Тревожное расстройство — на первом месте и в моей практике. Зачастую на мужчинах лежит стрессовая работа, стресс вызывает тревогу, а тревога и секс вместе не работают. Если мужчина тревожен и тратит много сил для решения проблем на работе, придя домой, он не сможет переключиться и убрать это чувство.
Общество и его идеология сегодня излишне сексуализированы. Мы везде видим призывы — мужчин концентрируют на сексе. Он должен всегда хотеть и быть способным сразу на несколько раз подряд. В реальности мужчина просто не в состоянии хотеть секса постоянно из-за стресса. Тогда он начинает пытаться забить чувство усталости алкоголем, стимуляторами — это вызывает тревогу, гнев и часто приводит к насилию.
С женщинами, как по мне, происходит совершенная объективизация. Ее видят как объект, а не как субъект. Она всегда должна выглядеть хорошо, всегда давать и «быть мокрой». Как и в случае с мужчинами, это совершенно нереальные ожидания. Особенно когда женщина родила и у нее начинается тревожное состояние. Она меняется, у нее меняется тело, гормональный фон — очень часто ни мужчина, ни женщина не готовы это принять.
Невозможно оставаться в том же теле на протяжении многих лет. Мы меняемся, но мужчинам многое позволительно: иметь пивное пузико, например. Кто решил, что неважно, как мужчина выглядит? Получается, женщине все равно, как выглядит мужчина, главное — чтобы он был мужчина? Это какой-то абсурд. Как по мне, получается диспропорция.
Постепенно это уже перестает работать, мы можем судить об этом по практике разводов. Если раньше разводиться было стыдно, то сегодня стыдно оставаться в отношениях, когда что-то не работает. Стыдно не развестись и терпеть плохие отношения.
Женщина финансово укрепляется, а экономический фактор в этих вопросах – один из самых важных. Она становится все более независимой. А женщины, которые финансово независимы от мужчин, кардинально меняют отношения и повышают свою самооценку. К тому же общество делает упор на удовольствие. Ведь жизнь — это не терпеть, жизнь — это для удовольствия.

В комментариях на Facebook нас как-то спросили: «Как вы детям объясните, что такое минет?» Почему люди воспринимают это как что-то из ряда вон выходящее — объяснить ребенку какую-то сексуальную практику? С какого возраста вообще можно об этом говорить?
С первого дня рождения! Я имею в виду, что секс-просвет не начинается в 15 лет. Это поздно. Но секс-образование также не значит, что мы с самого начала говорим о сексе. В ребенке заложено копировать поведение его воспитывающих. То, что он видит в семье, он переносит в свою жизнь. Например, если родные говорят негативно про однополые связи, то часто ребенок и сам вырастет гомофобом.
С однополыми связями вообще связано больше всего предубеждений. На встрече в Одессе мне как-то сказали: «Эти прайды, это же ужасно». И везде, где я в СНГ выступаю, — всегда так. При чем я об ЛГБТ не говорю, люди сами все время спрашивают. При этом гомосексуальность из психиатрических справочников убрали лет 30 назад. Этого диагноза нет официально ни здесь, ни на Западе, вы не можете патологизировать сексуальную ориентацию.
Объяснение сексуальности не начинается с объяснения минета. Это про отношения. Мы должны говорить с ребенком, показывать ему взаимоуважение, mutual consent — то, что все происходит по взаимному согласию. Он с самого начала должен усвоить: по согласию можно делать практически все, если это не нарушает закон и не причиняет боль кому-то другому. Норму устанавливают конкретные люди в отношениях, а не идеология в обществе.
Я вижу корень проблемы в неуважении права ребенка сказать слово «нет». Очень часто я вижу ситуации, когда в семьях говорят ребенку: «Ну-ка надень шапку! — Не хочу!», «Съешь суп! — Не хочу! — Что значит ты не хочешь? Мама и папа лучше знают, чего ты хочешь».
Желания ребенка не учитываются. Он растет с пониманием, что его личность — ничто. Слово «нет» не воспринимается взрослыми. Когда он вырастает, особенно это касается мальчиков, если девочка скажет ему «нет», он уже это не воспримет. Теперь он взрослый, сильный, ведет себя, как когда-то его родители. Когда женщина говорит ему «нет» — это для него не имеет силы, потому что она маленькая и слабее. Выросшему мальчику будет все равно, что ей неприятно делать ему минет или неприятно, что они занимаются анальным сексом: «Ну и что, ты должна, ведь мне это надо и мне хорошо. Я сильнее и это правильно».
Секс — это производная от такого воспитания. Мы даже не говорим о том, чтобы бить, но заставляя есть то, что ребенок не хочет, одеваться, как ребенок не хочет, вы подрываете всю основу воспитания. Этому ребенку будет очень тяжело в отношениях. Потому что его мнение изначально не уважают и он, в свою очередь, не сможет уважать чужое мнение. Это отразится на сексе, на отношениях, на работе — везде.
Можно ли говорить, что у людей в бывшем СССР происходит некое расщепление сознания. Я имею в виду, что секс на постсоветском пространстве все еще табуирован, но при этом, пройдясь по улице, ты уже видишь плакаты с голыми женщинами, которые рекламируют все — от колбасы до пылесосов. Что происходит с человеком, если родители говорят, что заниматься сексом стыдно, а он выходит на улицу и на него давит все тот же пресловутый секс?
Этот человек перестает верить взрослым, у него случается полный когнитивный диссонанс — с маленького возраста он понимает, что ему врут. Например, в семье говорят, что нехорошо ругаться, нехорошо обижать, нехорошо материться и курить. В то же время родители или родственники сами все это делают. Ребенок понимает: ему говорят одно, а происходит другое. В какой-то момент он перестает доверять окружающей среде и взрослым, которые его воспитывают.
Видя сексуализированное пространство, человек понимает: надо быть именно как на картинке. За последние годы сильно развиты анорексия, булимия и неврозы у девочек. Обложечный формат стал ужасно деструктивен. Большинство фото сделаны в фотошопе, с кожи убраны все прыщи — нереально так выглядеть.
Штаты очень интересная страна: с одной стороны, ужасно пуританская, а с другой – все новые идеи возникают именно там. Сейчас у нас выступают против таких концернов белья, как Victoria’s Secret, потому что у них на плакатах изображены только идеальные женщины. Активисты их все больше прессуют, и я в принципе все чаще вижу в Нью-Йорке более полных моделей нижнего белья. Если Victoria’s Secret не перестроятся — они исчезнут.
В Западной Европе больше бодипозитива. Мы можем увидеть в рекламе женщин разных форм, более реальных — с растяжками или неровностями. Ведь что может быть более естественно, чем рожавшая женщина? Она что, должна рожать и выглядеть как модель? Это абсурд.
Почему, когда доходит до уроков секс-воспитания, люди сразу вспоминают о традиционных ценностях? В ход идут аргументы, что тогда все сразу начнут беременеть, болеть, а общество разрушится.
Психологически это нормально, ведь все новое — пугает. Любая перестановка в начале воспринимается в штыки. Все эти сексуальные преобразования непонятны. К примеру, многие предрекали, что после легализации однополых браков в Скандинавии все вымрут, там мужиков не останется и никакой семьи не будет. Как видите, государства не перестали существовать. Две трети скандинавов геями не стали. Когда я приезжаю, например, в Швецию, вижу огромное количество отцов на площадках, потому что государство поощряет их брать декретный отпуск. В Америке можно только мечтать об этом.
Общество можно поменять, хоть в начале такая перспектива и выглядит пугающей. Даже сейчас я вижу большую разницу между поколениями на постсоветском пространстве. Обожаю здесь проводить занятия с подростками — они абсолютно другие, открытые, им проще говорить о сексе. Мы с ними общаемся на одном языке, а вот с их родителями мне говорить намного тяжелее.
По поводу родителей. Почему они решают обратиться за помощью в секс-образовании?
Чаще всего они обнаруживают, что их десятилетний ребенок смотрит порно. Или же их ребенок попробовал покурить марихуану, или у ребенка появился бойфренд или герлфренд. Конечно, родители сразу в ужасе.
В реальности подростки не перестают хотеть заниматься сексом. Они не станут сидеть и ждать. Просто жалко, если они возьмут сценарий из порнофильмов, где заложено насилие и искажение реальности.
Сейчас секс-образованием реально должны заниматься родители — в школах ничего не делают. Не думайте, что в США потрясающее секс-образование — оно ужасное. Есть Нью-Йорк и Лос-Анджелес, а есть Америка. То, что показывают в голливудских фильмах, — это не Америка. В некоторых штатах у нас запрещены аборты, существует огромное количество насилия. Да, есть жесткие защищающие законы, но тем не менее в огромном количестве школ идет упор в секс-образовании на abstinence — воздержание до брака. Штаты, как по мне, — одна из самых фундаментально религиозных стран в мире.
Существует внушительное количество религиозных фундаменталистов с религиозными скрепами. Когда едешь по одноэтажной Америке в воскресенье, маленькие города выглядят совершенно пустыми – все в церкви.
Секс-образование обязательно только в 24 штатах, и основной упор в нем делается на превентивность: как не заболеть, как не забеременеть и прочие «не». А как же удовольствие? Камон, мы что, сексом занимаемся потому, что мы вынуждены, или только для размножения? Да, девочки и мальчики умеют надевать презерватив и знают, где какой орган, из чего состоит пенис и вагина, но это только часть секс-образования, а я говорю об удовольствии и о том, как сделать друг другу приятно. В результате дети просто копируют порно.

По статистике PornHub, одна из самых просматриваемых категорий на постсоветском пространстве — хентай. Почему? Это очень специфический вид порно.
Хентай — это номер один, и я тоже был в шоке. Но я допускаю, что статистику вполне могли сделать подростки. Они больше сидят в интернете, и, возможно, снова пошла волна популярности этих фильмов. Плюс в рисованном порно можно придумать гораздо больше вариаций, чем в настоящих съемках. Сегодня огромное число детей смотрит порно, и заявления родителей о том, что они поставят блокировку и все будет нормально, — это полная туфта и уход от действительности. Нет другого варианта, кроме как просто поговорить об этом с ребенком.
Основная проблема порно в том, что ему нет альтернативы — в основном оно демонстрируется для мужчин и под мужчин. Существует еще этическое порно, появились режиссеры, которые снимают фильмы с эмоциональным аспектом. Там есть соглашение, нет насилия, актеры используют презервативы. В таких работах снимаются люди с совершенно не идеальными телами — у них нет огромных членов и груди. Это порно, где существует удовольствие, его участники действительно получают оргазм, а не подделывают его.
Я бы хотел, чтобы появились образовательные фильмы о сексе для подростков. Сейчас есть проблема: порно для подростков лучше всего будет работать, если там будут сниматься подростки. Но снимать подростков — это неэтично. По законам большинства государств это будет сексуальным насилием. В Штатах есть понятные friendly-сайты от министерства образования, где можно найти информацию про секс-образование в открытом доступе. Также там есть маленькие видео — например, как предотвратить насилие, когда вы занимаетесь сексом. Но там не показывается сцена секса или какие-то рисунки. Подростки не будут смотреть просто рисунки, им нужен видеоряд.
На самом деле хентай мог бы стать потрясающим решением. Его не надо снимать, там можно рисовать и фантазировать. Есть молодые персонажи, по которым вообще непонятен возраст. Можно было бы нарисовать подростков, и это бы не нарушало законов. Такого нет нигде.
Продолжая тему, вместе с хентаем в ТОП-5 входит категория MILF.
Не думаю, что это надо записывать в патологию. Совершенно нормально, что многие мужчины идеализируют маму и женщин постарше. Я не говорю здесь про то, когда человека сексуально используют — ведь это тоже будет насилием, если 30-летняя женщина будет спать с подростком 13-14 лет. Если же молодой человек в 20 лет будет спать с женщиной старше его на 10-15 лет — почему нет? Можно сказать, что здесь есть какие-то фрейдистские мотивы, например, зависимость от мамы, но факторов много, и не думаю, что в них нужно вдаваться.
Повлияла ли на отношение к сексу на постсоветском пространстве тюремная культура? Прежде всего это связано с отношением к ЛГБТ-сексу и анальному сексу. Ведь в тюремной культуре есть понимание того, что мужчину будут нагибать и опускать.
В Америке тоже такое есть, но по-другому. В процентном соотношении у нас сидит больше всего людей в мире — несколько миллионов человек. За преступления финансового характера или сексуальное насилие люди получают годы и годы тюрьмы. Задержали с марихуаной — дают сразу несколько лет. Тем не менее на массовую культуру тюремная почти не влияет. Думаю, есть разница в том, что в США было намного меньше политических заключенных. В СССР миллионы людей сажали за инакомыслие в 30-е годы, и тогда появилось опускание, унижение. Все перемешалось, потому что в тюрьме отсидело большое количество среднего класса.
Думаю, что тюремная культура — это специфика бывшего Советского Союза. Тут существует культура унижения, «когда тебя имеют». Объяснения того, что это может быть для обоюдного удовольствия, вообще нет.
Мне в каком-то смысле «повезло» – я отслужил в двух армиях. Первый раз я попал в армию в Ташкенте. После этого я эмигрировал в Израиль и служил в израильской армии. Где, как не в армии, ты понимаешь культуру страны. В советской армии я чувствовал зоновскую, тюремную культуру — я должен терпеть унижения и насилие. Хотя мне повезло, я был в воздушных войсках и там было больше дисциплины. Меня не насиловали, правда, били, но не настолько сильно. Я очень позитивный человек, у меня есть чувство юмора, и я каким-то образом выкручивался.
После армии я больше всего горжусь не тем, что избежал насилия, а тем, что сам не стал насильником. Это самое большое достижение, потому что скатиться в садизм очень легко. Есть понятие идентификации с агрессором — один из защитных механизмов. Подавляющее большинство не приходит в армию с агрессией, но, чтобы выжить, ты должен стать агрессором — быть как большинство. Если ты не бьешь, тебя будут бить свои.
В советской армии я только через год поехал в отпуск, и то потому, что был хорошим солдатом. В Израиле я каждые выходные с автоматом в руках ехал домой на автобусе. Я прожил там 9 лет и всегда шучу, что в этой стране народ и армия едины. Армия воспринимается как часть обычной жизни.
В Израиле другая политическая ситуация, и я бы не сравнивал страны, но на обстановку в армии влияет то, что мальчики и девочки служат вместе — это снимает напряжение, там нет запретов. Плюс практически каждую неделю ты выезжаешь домой, можешь встречаться с кем хочешь, завести девушку или парня. Ты не оторван от жизни, и к тебе в любой момент могут приехать родители.

На фото — противозачаточная инъекция.
Правда ли, что миллениалы относятся к сексу более равнодушно из-за того, что его вокруг слишком много? Происходит сексуализация пространства — реклама, порносайты, Tinder. Ощущаете ли вы такую тенденцию?
У меня уже было несколько клиентов, которые себя называли асексуалами — им это правда неинтересно. С кем-то это произошло после насилия, у кого-то нет. Но в целом я правда вижу какое-то снижение желания. Многие родители боялись, что с появлением интернета все дети с ума сойдут — начнут заниматься сексом, залетят и заболеют. В итоге мы видим, что чем больше свободы, тем выше поднимается возраст первого секса. Открытость работает в обратную сторону. Люди стали позже вступать в связи, у них меньше желания попробовать «запретный плод».
Молодые люди находятся больше онлайн — у них много киберсекса, их отношения происходят в интернете. Мне иногда говорят: «Да что ты, это же не настоящие связи». Это неправда, киберсекс — реальность. Мы можем ее отрицать, но это все равно, что сказать: «Tinder — нереальные отношения». Как они могут быть нереальными, если две трети молодых ребят там сейчас сидят. Они все нереальностью что ли занимаются? Это нормально, учитывая, что очень многие дети сегодня научились писать гораздо раньше, чем мы, я сужу по своим детям — потому что они печатают на телефонах.
Онлайн — это еще и панацея, решение социальных проблем. Раньше люди с какими-то физическими особенностями были не просто изолированы, они не имели возможности где-то познакомиться и пообщаться. Я даже не говорю про секс. Интернет решил за них многие проблемы. Теперь они могут найти общение, даже не выходя из дома.
Понятно, что есть перегибы, но послушайте, перегибы есть во всем. Есть люди зависимые от еды, от сахара, от кофе. Представьте, запретить кофе, сахар и все пироженки? Точно так же, как говорят, что сегодня появилось намного больше геев. Ничего подобного, просто об этом стали больше говорить. Это явление существует тысячи лет. До этого они сидели в шкафах, а сейчас создалось ощущение, что их стало много и как будто весь мир стал гейским.
Меня часто называют профеминистом и прогеем. Я не женщина — ни по гендеру, ни по физиологии. Я не гей — я отношусь к strictly-heterosexual и именно поэтому выступаю за права людей. Потому что я хочу жить в мире, где у всех есть выбор. Я делаю это в первую очередь для себя, потому что я хочу жить с уважением друг к другу и к закону. Когда ты подавляешь одного, начинается подавление другого и происходит цепная реакция. Мне не хочется жить в мире, где какие-то группы унижают по этническому, сексуальному или гендерному признаку. Я выступаю открыто за равные права, не принадлежа к какой-либо группе. Считаю, что это правильно.
Автор коллажа на превью — Екатерина Юськович. Фото — Unsplash.