Александр, позывной «Скиф», родом из Коминтерновского района, села Фонтанка – пригорода Одессы. Женат, есть две дочки. В мирное время занимался общественной деятельностью. Активный участник двух Майданов. Когда пришло время защищать страну – ушел в армию. Стал одним из тех, кого называют «богом войны» – артиллеристом. Подразделение, в котором воевал Александр, отвечало за один из самых “горячих” секторов. И задачу успешно выполнило. Сейчас он проходит реабилитацию после тяжелого ранения. Впереди долгие месяцы лечения и восстановления. И – желания вернуться на фронт. 
Вы пошли добровольцем или были мобилизованы? Мобилизован 8 августа (третья волна мобилизации – ред.). Я к этому был готов, ждал повестку. Хотел попасть в ряды Вооруженных сил Украины. Как к этому отнеслась семья? Отпускали с болью, молча, но понимали, что так надо. Я им за это очень благодарен. Имели раньше боевой опыт? По сути, нет. Я учился в аспирантуре в Одесском государственном экономическом университете. Там получил военно-учетную специальность «начальник финансовой части». Поэтому срочную службу не проходил. Вот так Коминтерновский военкомат отправил, меня, «военного финансиста» на войну (смеется). Где проходили учения? На «Широком Лану». Там я попал в артиллерийское подразделение 28-й ОМБр. Весьма странный выбор, учитывая, что у вас даже не было минимального стрелкового опыта до этого? Видимо, финансисты в 28-й уже были (смеется). А вообще – дело случая. Кадровый офицер на ППЛС (пункт приема личного состава) направил меня в артиллерию. Ну, и слава Богу.
Я очень доволен. У артиллеристов 28-й очень хорошее командное звено. Нас обучали молодые офицеры, но с уже солидным боевым опытом АТО: это военные с прогрессивными взглядами на армию, лишенные бюрократического идиотизма.
Когда вас отправили на Донбасс? 12 октября мы уже там были. Попали в сектор Б, в западной части Донецка. Наша батарея отвечала за рубеж от Песков до Красногоровки. Когда прошли боевое крещение? 15 ноября мы уничтожили 2 минометных расчета противника. По ним было визуально подтверждение от разведки. Мы работали и раньше, но это было первое серьезное задание. Всегда удается подтвердить поражение цели? Лишь в половине случаев. Звукометрическая разведка не скажет всей правды. Она лишь слышит. Если противник замолк после обстрела, это еще не значит, что он разбит. Что скажете о техническом обеспечении? Один из ключевых факторов на фронте – это связь. К моменту моего прибытия она находилась в плачевном состоянии. Но наши командиры особое внимание уделяли именно этой проблеме. Достаточно быстро, в том числе с помощью волонтеров, удалось обеспечить дивизион необходимыми средствами связи. В дальнейшем это спасло немало жизней.
Еще одна слабая сторона – орудия. Они уже на пороге износа своего ресурса, как по моточасам, так и по стволам. К примеру, ресурс “САУшки” – 2,5 тыс. выстрелов за весь период эксплуатации. Мы лишь за январь произвели тысячу выстрелов из каждого орудия.
А вот разведка, как визуальная, так и звукометрическая, у нас очень хорошая. Благодаря им мы выполняли свою работу успешно и были готовы быстро ответить огнем. Общались с местными жителями? Конечно. Сначала у них были разные мнения. Мы слышали упреки: «Почему вы сюда приехали? Оно вам надо?» Но были и другие случаи. Один раз к нам подошел дедушка, который тихо, искренне сказал «Слава Украине». Там эти слова многого стоят.
Или бабушка, которая хотела отдать нам 100 грн из пенсии на украинскую армию… Мы, естественно, отказались и поблагодарили ее – нам важно было услышать от нее слова поддержки.
Вас сразу направили в больницу? Сначала отправили в больницу в Красноармейске, там была пересадка и далее в Днепропетровск. С учетом всех прелестей наших дорог – это было хождением по мукам. Каждую встряску на ямах я чувствовал очень хорошо…
По прибытию меня отправили в реанимацию. Пока лежал в Днепре, понял, насколько там сильное волонтерское движение. Мне сразу помогли всем необходимым. А дальше – в Одессу? Да. Транспортировали самолетом. Когда открылся трап и я вдохнул морской воздух, это были особые ощущения… Ощущение, что я дома. Поездка в госпиталь знакомыми улицами лишь усилила понимание этого. Реабилитация будет длиться долго? Меня ждет еще одна операция. Зашьют в ногу металлоконструкцию. Теоретически, через две недели после этого я смогу встать на костыли. Через полгода-год будет еще одна операция, металл достанут из ноги. Но впереди еще долгий этап реабилитации: нужно, чтобы нога «ожила». Многие мышцы атрофировались. Это, конечно, накладывает отпечаток на психологическое состояние, но я не унываю. А что после? Если ситуация будет ухудшаться, буду думать о том, чтобы туда вернуться. Это мой долг. Если ситуация будет условно «стабильной», в августе у меня будет демобилизация. Я продолжу заниматься общественной деятельностью. Здесь, в тылу, тоже фронт – коррупционный, на котором нужно «воевать». Михаил Кушнир
Вы пошли добровольцем или были мобилизованы? Мобилизован 8 августа (третья волна мобилизации – ред.). Я к этому был готов, ждал повестку. Хотел попасть в ряды Вооруженных сил Украины. Как к этому отнеслась семья? Отпускали с болью, молча, но понимали, что так надо. Я им за это очень благодарен. Имели раньше боевой опыт? По сути, нет. Я учился в аспирантуре в Одесском государственном экономическом университете. Там получил военно-учетную специальность «начальник финансовой части». Поэтому срочную службу не проходил. Вот так Коминтерновский военкомат отправил, меня, «военного финансиста» на войну (смеется). Где проходили учения? На «Широком Лану». Там я попал в артиллерийское подразделение 28-й ОМБр. Весьма странный выбор, учитывая, что у вас даже не было минимального стрелкового опыта до этого? Видимо, финансисты в 28-й уже были (смеется). А вообще – дело случая. Кадровый офицер на ППЛС (пункт приема личного состава) направил меня в артиллерию. Ну, и слава Богу.
Я очень доволен. У артиллеристов 28-й очень хорошее командное звено. Нас обучали молодые офицеры, но с уже солидным боевым опытом АТО: это военные с прогрессивными взглядами на армию, лишенные бюрократического идиотизма.Не было никакой муштры. Все учения носили максимально прикладной характер: учились тому, что необходимо для фронта.Скажу так: двух месяцев вполне достаточно для освоения базового материала. Те, кто не имеет желания, не выучат это и за год. «Артиллерист» – весьма общее понятие. За что вы отвечали? Я был зачислен в батарею гаубичного самоходного артиллерийского дивизиона (ГСАД) 2С3 «Акация» (калибр 152 мм, – ред.). Отвечал за обеспечение связи. Но, в принципе, каждого из нас учили быть универсальным – в случае необходимости подменить товарища. Принципы взаимодополняемости и взаимозаменяемости были ключевыми при подготовке. К примеру, на полигоне я даже вел стрельбу прямой наводкой на месте командира орудия. Непередаваемые ощущения, когда ты сидишь в 27-тонной махине и чувствуешь отдачу. Правда, тогда случился небольшой курьез. Заряжающий упустил на пол снаряд с вкрученным взрывателем, а в башне находилось еще 40 снарядов. Это были одни из самых долгих секунд в моей жизни. Лишь потом мы узнали от командиров, что на боеприпасах стоят специальные механизмы защиты, и детонации быть не могло. Но тогда мы этого не знали.
Когда вас отправили на Донбасс? 12 октября мы уже там были. Попали в сектор Б, в западной части Донецка. Наша батарея отвечала за рубеж от Песков до Красногоровки. Когда прошли боевое крещение? 15 ноября мы уничтожили 2 минометных расчета противника. По ним было визуально подтверждение от разведки. Мы работали и раньше, но это было первое серьезное задание. Всегда удается подтвердить поражение цели? Лишь в половине случаев. Звукометрическая разведка не скажет всей правды. Она лишь слышит. Если противник замолк после обстрела, это еще не значит, что он разбит. Что скажете о техническом обеспечении? Один из ключевых факторов на фронте – это связь. К моменту моего прибытия она находилась в плачевном состоянии. Но наши командиры особое внимание уделяли именно этой проблеме. Достаточно быстро, в том числе с помощью волонтеров, удалось обеспечить дивизион необходимыми средствами связи. В дальнейшем это спасло немало жизней.
Еще одна слабая сторона – орудия. Они уже на пороге износа своего ресурса, как по моточасам, так и по стволам. К примеру, ресурс “САУшки” – 2,5 тыс. выстрелов за весь период эксплуатации. Мы лишь за январь произвели тысячу выстрелов из каждого орудия.
А вот разведка, как визуальная, так и звукометрическая, у нас очень хорошая. Благодаря им мы выполняли свою работу успешно и были готовы быстро ответить огнем. Общались с местными жителями? Конечно. Сначала у них были разные мнения. Мы слышали упреки: «Почему вы сюда приехали? Оно вам надо?» Но были и другие случаи. Один раз к нам подошел дедушка, который тихо, искренне сказал «Слава Украине». Там эти слова многого стоят.
Или бабушка, которая хотела отдать нам 100 грн из пенсии на украинскую армию… Мы, естественно, отказались и поблагодарили ее – нам важно было услышать от нее слова поддержки.В целом могу сказать: там, где мы были, – большинство населения на нашей стороне.И во многом это “заслуга” “ДНР”: их “слава” летит впереди них. Насколько интенсивными были боевые действия? С 15 ноября и до конца декабря работали интенсивно. После – наступила небольшая пауза. Во второй декаде января начались самые серьезные бои. Бывало так, что нам просто не успевали подвозить снаряды. Привозили по 5-6 «Уралов». Когда прибывала очередная машина, ее разгружали все – независимо от чинов и званий. Главное было – скорость. После подрыва нового терминала Донецкого аэропорта нам пришлось совсем несладко. И до этого по нам работала вражеская артиллерия, но теперь они смогли подобраться ближе и бить точнее. Два раза нас серьезно накрывало «Градами». После одного из таких обстрелов у нас были «трехсотые», причем один тяжелораненый, и подбита колесная техника. К счастью, обошлось без погибших, а боевые расчеты остались невредимыми. Как вас ранили? Попал в засаду на подъезде к боевому опорному пункту: машину обстреляли из стрелкового оружия и подствольных гранатометов. Товарищ успел отойти за подмогой. Я выбрался из автомобиля и принял бой. Противник был где-то в 200 метрах от меня – на двух машинах, около шести человек. Рядом не было никакого укрытия, и в чистом поле меня легко подстрелили. Хорошо, что подоспели ребята. Правда, враг уже скрылся. В итоге осколок от подствольной гранаты попал мне в голову и до сих пор там, одна из пуль пробила ногу насквозь, вторая – перебила бедренную кость и порвала мышцы.
Вас сразу направили в больницу? Сначала отправили в больницу в Красноармейске, там была пересадка и далее в Днепропетровск. С учетом всех прелестей наших дорог – это было хождением по мукам. Каждую встряску на ямах я чувствовал очень хорошо…
По прибытию меня отправили в реанимацию. Пока лежал в Днепре, понял, насколько там сильное волонтерское движение. Мне сразу помогли всем необходимым. А дальше – в Одессу? Да. Транспортировали самолетом. Когда открылся трап и я вдохнул морской воздух, это были особые ощущения… Ощущение, что я дома. Поездка в госпиталь знакомыми улицами лишь усилила понимание этого. Реабилитация будет длиться долго? Меня ждет еще одна операция. Зашьют в ногу металлоконструкцию. Теоретически, через две недели после этого я смогу встать на костыли. Через полгода-год будет еще одна операция, металл достанут из ноги. Но впереди еще долгий этап реабилитации: нужно, чтобы нога «ожила». Многие мышцы атрофировались. Это, конечно, накладывает отпечаток на психологическое состояние, но я не унываю. А что после? Если ситуация будет ухудшаться, буду думать о том, чтобы туда вернуться. Это мой долг. Если ситуация будет условно «стабильной», в августе у меня будет демобилизация. Я продолжу заниматься общественной деятельностью. Здесь, в тылу, тоже фронт – коррупционный, на котором нужно «воевать». Михаил Кушнир
