01 августа 2020

Собачья жизнь. Как относились к «лучшим друзьям человека» в Средние века

Жизнь в позднем Средневековье буквально можно назвать собачьей. Охота была одним из самых популярных видов спорта среди знати, а в те времена ее невозможно представить без собак. Поэтому аристократы по-настоящему любили своих питомцев. Остальная часть населения использовала собак для безопасности и выпаса скота. Дрессированными собаками восхищались, а люди обожали байки про необычайную верность и интеллект «лучших друзей человека».

Даже сам французский герцог Жан I Великолепный Беррийский лично пожелал увидеть собаку, которая осталась сторожить могилу своего хозяина. Более того, он выдал определенную сумму денег соседу почившего, чтобы тот ухаживал за псом до конца его дней. 

Больше всего средневековые английские аристократы любили борзых. Правда, под этим названием они подразумевали множество пород — от ирландского волкодава до левреток. Из-за чего у специалистов, изучающих генеалогию собак, возникает ряд трудностей при определении породы. Но все же собачьими героями средневековой Англии были грейхаунды, или английские борзые.

По словам одного писателя XIV века, они должны быть в меру вежливыми, в меру свирепыми, «следовать за своим хозяином и повиноваться его командам, должны обладать добрым нравом, быть ухоженными, радостными, счастливыми, игривыми, воспитанными». Грейхаунды были верными спутниками благородных лордов, их изображения неоднократно появлялись на надгробных плитах хозяев. «Дамы рыцарского сердца» предпочитали небольших ручных собачонок. После смерти хозяйки их изображения в милых ошейниках с колокольчиком также помещались на надгробиях. 

Эти ручные песики, как и помпезные одежды, приводили в неистовство моралистов. Один из нравоучителей XVI века заявлял, что таких собачек заводят, чтобы удовлетворить «распутных женщин», предоставляя им «причуду, с которой можно бесконечно играть и бездельничать, прожигая время, чтобы отвлечь разум свой от более достойных занятий».  

И чем меньше «щенки», тем больше удовольствия, пишет он. А дальше:

«Игрушки для стройных любовниц, которые будут носить их на груди, спать с ними, питаться вместе, держать на коленях и целовать губами, лежа в повозках… Некоторые из них умудряются восхищаться собаками, которые лишены разума, больше, чем собственными детьми, которые способны рассуждать и узреть мудрость».

Кроме того, моралист возмущается автором ранней и популярной энциклопедии, где собак хвалят — потому что помимо всех их качеств они помогут предупредить хозяйку и ее любовника о приближении хозяина. 

Как же выглядели эти игрушечные собачки? Некоторые из них напоминали мопсов, только с более вытянутыми носами. Они были небольшими, длинношерстными. Уши короткие или висящие, хвосты длинные. На многих надгробных памятниках, в их числе гробница Эдуарда Черного Принца в Кентерберийском соборе, и на монетах изображены собаки, которые размером чуть больше болонки. Иногда на надгробиях даже указывали кличку — например, Джекки или Терри.  

Тем не менее трактаты по этикету XV века осуждают гладить собаку (и даже кошку) во время трапезы или «пускать за стол», а слуга перед тем, как приготовить спальню, должен «выгнать собаку и кошку».

Но, конечно, все зависело от хозяев, и мало что изменилось с тех времен. Многие не видели ничего зазорного в том, что спаниели и грейхаунды спали на кроватях с хозяином. Да и вообще, несмотря на правила этикета, на той же иллюстрированной рукописи «Великолепный часослов герцога Беррийского» можно заметить двух крошечных песиков на столе посреди буйного пиршества, а ниже увидеть, как слуга кормит грейхаунда. Потому что на самом деле герцог Жан I Великолепный Беррийский обожал животных, у него были собственный зверинец и питомники.

Упоминает  о собаках и  Джеффри Чосер в «Кентерберийских рассказах»: Аббатиса имела маленьких собачек, а Монах «держал борзых на псарне… две сотни». Средневековые люди приводили песиков даже в храмы Божии, хотя церковнослужители, конечно же, осуждали такие действия. Например, существует монашеское установление XV века против собак и щенков, которые «постоянно мешают служению лаем, а иногда рвут на части церковные книги». 

Но это мало кого останавливало. Например, французский монарх Карл VI отправил своих больных собак в паломничество — в надежде, что месса в Сен-Месмер излечит их.

Некоторых собак даже пытались канонизировать. Недалеко от Лиона жил один рыцарь, у которого был грейхаунд Гинфорт. Однажды хозяин отправился на охоту, оставив пса охранять маленького сына. По возвращении он застал беспорядок, ребенок пропал, а посреди комнаты сидел его верный пес с окровавленной пастью. Рыцарь не задумываясь убил пса, подумав, что тот загрыз его ребенка. Сразу после этого раздался детский плач. Мальчик нашелся под колыбелью —  целым и невредимым, — а рядом с ним лежала мертвая змея. Верный Гинфорт убил змею и спас ребенка.

Раскаявшийся хозяин со всеми почестями похоронил верного помощника в колодце, возложив груду камней и посадив вокруг деревья. Местные жители начали почитать героического пса как мученика и покровителя младенцев. Сюда регулярно приносили больных детей, чтобы Гинфорт помог им излечиться. Церкви не очень понравилась эта идея, инквизиция разрушила могилу, а почитателей стали обвинять в принесении младенцев в жертву Гинфорту на его могиле в Римитском лесу.

Тем не менее собак все равно любили, и вполне заслуженно. В обществе, где нет правоохранительных органов, но зато полным-полно беззаконников, сторожевая собака — верный соратник. Лучше всего, когда она днем спит, а ночью сторожит. На эту роль сойдет любая крупная собака, но больше всего средневековые люди любили дальних предков мастифов или вымерших ныне аланов. 

Это были большие подвижные животные, по телосложению напоминающие грейхаундов — с массивными головами, короткими мордами и короткими ушами (возможно, их обрезали). И если породистых аланов (alaunts gentils) использовали для охоты, то смешанные породы брали в качестве сторожевых псов или для выпаса крупного рогатого скота. Они дешево обходились, их можно было кормить «остатками с мясницкого стола». Им ничего не стоило пригнать сбежавшего быка, и заслужили они репутацию свирепых псов. 

Пастухи и свинопасы также не могли жить без собак, которые одинаково помогали им пасти домашних животных и защищать их от волков и похитителей скота.

Но помимо борзых и аланов встречались и другие породы. Вездесущие терьеры — их использовали для охоты на лис, но, к сожалению, упоминаний о них немного.

Спаниелей (их так прозвали, потому что привезли из Испании) всегда ценили из-за популярного тогда вида спорта — соколиной охоты. Ее любили, так как она была дешевле и менее энергичной, чем обычная охота. Современные знатоки огорчились бы, глядя на предков спаниелей, из-за их телосложения, напоминающего овечье. Они были курчавыми, крупными, на длинных лапах. Их хвосты не купировали. И вполне можно предположить, что на иллюстрациях «Великолепного часослова герцога Беррийского» изображены именно спаниели, которые нынче короткохвостые. 

Считалось, что у спаниелей шерсть на хвосте должна быть длиннее, чем на туловище. Морда была необычной по нынешним меркам — заостренная. Но это не мешало им, как и ретриверам, быть отличными охотниками на сухопутных и водоплавающих птиц — потому что пойти на реку и поохотиться, захватив ястреба, было любимой забавой среди знати. Их также использовали взамен сеттеров, которых завезут в Англию только в XV-XVI веках, чтобы охотиться на перепелов и куропаток.  

Английский священнослужитель и составитель бестиария Эдвард Топселл пишет, что «водяных спаниелей» используют для охоты на выдр. Под его описание «стриженого зверя» удачно подойдут и ретривер, и спаниель и пудель. На гравюрах Дюрера часто встречаются изображения «водяных спаниелей».

Великий охотник XIV века и ветеран Столетней войны Гастон III де Фуа, который написал один из лучших трактатов по средневековой охоте Traité de la Chasse, описывал спаниелей собаками верными, ласковыми и любящими «прыгать перед своим хозяином, помахивая хвостом». Но, видимо, эта жизнерадостность иногда была в тягость: Гастон жалуется, что, взяв с собой на прогулку борзых и спаниеля, вы столкнетесь с тем, что спаниель будет доставать гусей, крупный рогатый скот и лошадей, а борзые по его наитию будут бросаться на животных. Поэтому спаниели — виновники бунтов и ущерба.  

Зато Гастон обожал борзых. А герцог Карл I Орлеанский написал стих для своего любимого спаниеля, который прославляет его доблесть и энтузиазм. «Пусть Бод рыщет в кустах, старый Брикет отдыхает… нет больше сил у него». Выглядит это как тоска истинного любителя собак, который привязан к своему стареющему слуге.

Еще одним популярным видом спорта была охота на оленей. И борзые прекрасно повышали ставки — они помогали вывести оленя на лучников. Были еще «лаймеры», специально отобранные собаки с хорошим нюхом. Их водили на поводке, чтобы найти крупную дичь. Сюда брали собак любой породы, важнее были их навыки.

За охотничьими собаками прекрасно ухаживали. Обеспеченные владельцы установили удивительно высокие стандарты управления питомником, подробно описанные Гастоном. Питомник, где спят гончие, по его словам, должен был быть построен из дерева на высоте 30 сантиметров от земли, с чердаком для прохлады летом и тепла зимой, а также должен быть оснащен камином, чтобы согревать питомцев, когда им холодно или сыро.

Будка должна располагаться на заднем дворе, а дверь — всегда быть открытой, чтобы «гончие могли гулять, когда им захочется». Борзых следует выводить на прогулку один или два раза в день и разрешать им бегать и играть «в лучах целебного солнца», а также водить на поляны, где они могут съесть траву, чтобы вылечиться, если заболели.

Питомник следует мыть каждое утро, а пол посыпать толстым слоем соломы, обновляя его ежедневно. Борзым необходимо менять воду два раза в день. Кормить их стоит хлебом из отрубей и дичью, которую нужно убивать специально для них даже вне обычного охотничьего сезона. Больным гончим можно разнообразить рацион, например, добавить козье молоко, бобовый бульон, рубленое мясо или яйца со сливочным маслом.

Всем этим занимался догбой — будущий охотник, который начинал изучать ремесло в возрасте семи лет. Кроме того, догбой или другой мальчик должен был ночевать в питомнике, чтобы разнять собак, если начнется грызня. Ну, и наверное, не лишним будет упомянуть, что он должен был любить собак, хозяина и иногда получать «строгий выговор», если не будет слушаться.

Конечно, немалую роль играла дрессировка. Причем многие тогдашние кинологи утаивали методику, об этом написано намного меньше, чем о дрессировке соколов. 

Граф Гастон де Фуа, например, твердит, что «борзая научится всему, чему может научить ее человек». Это очевидно, но он напоминает, что хороших собак нужно вознаграждать за хорошие дела и наказывать за ошибки. Однако подробности он обходит стороной. Гастон утверждает, что вы должны говорить своим борзым только правду. И не стоит с ними много разговаривать, но если приходится, то «на самом красивом и нежном языке, который только есть».

«И лично я говорю со своими собаками, как с человеком... и они понимают меня и послушнее моих домочадцев, но я не думаю, что после моей смерти кто-нибудь другой вынудит их слушаться и делать то, что я велел».

Немалое внимание уделялось лечению собачьих недугов. Многие из этих методов напугали бы ветеринаров XX века. Но большая часть методик была вполне здравой. Например, при подозрении на бешенство Гастон рекомендует отправить собак на четырехдневный карантин. Бешенство не излечивается, но своевременная помощь при укусе бешеной собаки может предотвратить развитие болезни. 

Как видите, в Средневековье люди любили  своих четвероногих друзей и заботились о них  не меньше, а порой и больше, чем даже современные собаколюбы.

Изображения — History Today, Wiki Commons.

Комментарии